Арслан Мамедов

Гундогар

В 1993 году была создана национальная денежная единица Туркменистана. 27 лет спустя, «Гундогар» побеседовал с одним из «отцов-основателей» туркменского маната, экономистом А. Хаджиевым.

27 октября 1991 года Туркменистан провозгласил независимость. С этого момента ускоренными темпами пошел процесс ломки старой политической системы, методов управления, функционирования народного хозяйства и других сфер жизнедеятельности молодого государства. Взамен создавались новые органы управления, в том числе и экономикой.

Атрибутом любого независимого государства является денежная система. До 1992 года формально в Туркменистане не было своей независимой структуры, которая отвечала бы за ее денежную систему. Теперь же необходимо было разработать устройство денежного обращения в Туркменистане и ввести новую национальную валюту.

С просьбой поделиться воспоминаниями о том, с чего начиналась история туркменского маната, «Гундогар» обратился к эксперту по экономике, бывшему заместителю председателя Центрального банка Туркменистана, члену Туркменского хельсинкского фонда по правам человека Аннадурды Хаджиеву.

— Аннадурды Карлиевич, вы были одним из тех, кто стоял у истоков денежной системы независимого Туркменистана. Помните, как это было?

— В те времена существовала Туркменская республиканская контора Госбанка СССР. В мае 1992 года был принят закон «О Государственном (Центральном) банке Туркменистана». Председателем банка был назначен Назар Сапаров. В одночасье на базе той самой конторы мы стали самостоятельным банком независимого государства, хотя фактически еще оставались в системе денежного обращения России. Нам пришлось взять на себя новые функции главного регулятора банковской системы государства, которых до этого у нас не было, и заново выстраивать отношения с коммерческими банками.

В августе того же года меня назначили заместителем председателя Центробанка Туркменистана. А поскольку до этого я работал начальником эмиссионно-кассового управления, то есть отвечал за налично-денежный оборот, передо мной поставили цель: вплотную заняться созданием новой денежной единицы страны. Предупредили и о неразглашении информации. С этого момента начались многочисленные командировки. О том, чем я занимался, знал только председатель Центробанка, которому я докладывал о ходе работы. Даже другие заместители не знали. Однажды, на общем совещании Н. Сапарова спросили: чем занимается Хаджиев и куда так часто летает? Он не стал отвечать, вот такой был режим.

— Сейчас уже можно сказать, куда и зачем приходилось летать?

— В общем–то тема наличных денег не была для меня новой. После окончания института, попав в банковскую систему, я неоднократно проходил многомесячные стажировки в центральном аппарате Госбанка СССР. Знал, как пишут банковские инструкции и законы, как происходит эмиссия денег, как она влияет на денежную массу, денежное обращение в целом, инфляцию и так далее. Но вопрос печатания денег я знал только в теории, на практике мне не приходилось с этим сталкиваться. Вообще, это было новым для всех туркменских банкиров. Поэтому пришлось ездить и изучать опыт других стран. Сначала поехал в Эстонию, поскольку с 1 сентября 1992 года там уже была введена в обращение национальная валюта — крона. Затем стажировался в Национальном банке Швейцарии, Бундесбанке Германии и Федеральной резервной системе США.

— Какие конкретно вопросы интересовали вас в первую очередь?

— Процесс запуска новой национальной валюты — сложное и очень ответственное дело. Нужно знать, какую бумагу применять для печати денег, как правильно оформить дизайн, выбрать краски, установить степень защиты, определить номинал будущих купюр — какие печатать, а от каких целесообразнее отказаться, знать от чего зависит срок их службы, себестоимость банкнот и многое другое. Пришлось уточнять, кто специализируется на этом, какие компании.

— Известно, что туркменские деньги печатают и чеканят в Великобритании. Компании «Де Ла Ру» и «Королевский монетный двор» сотрудничают с Туркменистаном с самого начала и до сегодняшнего дня. Почему выбор пал именно на них?

— Когда подошел момент выбора, кто именно будет печатать банкноты и чеканить монеты, руководство Центробанка Туркменистана, в том числе и я, считали наиболее оптимальным выбором российское предприятие «Гознак». К тому же у нас были хорошие отношения с председателем Центробанка России Виктором Геращенко. Сразу отмечу, печатают деньги в России очень качественно, ни в чем не уступая западным компаниям, а по некоторым компонентам и превосходя их. Однако, мы получили категорический отказ нашего правительства, и в первую очередь — Валерия Отчерцова, куратора экономического блока.

Шел «парад суверенитетов», рвались все отношения, и тогдашнее руководство Туркменистана считало, что, чем дальше отдалиться от Москвы, тем будет лучше.

На Западе деньги печатают частные структуры, а национальные или центральные банки размещают у них свои заказы. В начале ноября 1992 года мы провели тендер между иностранными компаниями. В нем приняли участие немецкая «Гизеке и Девриент», британская «Де Ла Ру», шведская «Тумба Брук» и другие — всего восемь компаний. Представители некоторых из них приезжали в Ашхабад, в частности, от компании «Де Ла Ру» приезжал их главный специалист Саймон Пелли.

По итогам тендера выбор пал на британцев. Они имели многолетний опыт и предложили самые лучшие условия по степени защиты, качеству бумаги, себестоимости и срокам изготовления. Кроме того, компания на тот момент имела свои печатные фабрики не только в английском Ньюкастле, где печатались наши первые манаты, но и в Сингапуре, Гонконге, Кении и на Мальте. В случае необходимости, было бы удобно заказать дополнительный объем банкнот.

В начале декабря 1992 года председатель Центробанка Туркменистана Назар Сапаров, и представитель «Де Ла Ру» Джон Бабингтон подписали договор на изготовление туркменских манатов. Тогда же мы определились, купюры каких достоинств необходимо печатать. От этого зависело многое, в частности, денежно-кредитная и валютная политика государства. Остановились на семи купюрах достоинством от 1 маната до 500.

Дизайном занимался ашхабадский художник-дизайнер Хаджи Атаккаев. Он выехал в Великобританию и несколько месяцев работал в дизайнерском центре «Де Ла Ру».

— Сразу было решено печатать на деньгах портрет президента, или были другие варианты? И кто именно автор дизайна в его окончательном виде?

— Еще до заключения контракта, на первых этапах работы планировалось разместить на банкнотах портреты выдающихся туркменских политических и общественных деятелей, деятелей культуры и искусства: Махтумкули, Кемине, Кайгысыза Атабаева, Недирбая Айтакова, некоторых других… Окончательного списка не было. Однако, тогда уже начал набирать обороты культ личности первого президента.

Я хорошо помню тот день, когда впервые прозвучало требование поместить на банкноты изображение президента.

Правительственная делегация вернулась в Ашхабад из какой-то поездки, и президент Сапармурад Ниязов решил провести совещание по вводу национальной валюты прямо в аэропорту. Я срочно приехал из банка в аэропорт докладывать о проделанной нами работе и соображениях по поводу дизайна. И все вице-премьеры, перебивая друг друга, стали предлагать печатать манаты только с портретом Ниязова. Сам Ниязов тогда ничего не сказал, но было понятно, что наши варианты его не устроят.

Поэтому, когда художник отправился в Англию, у него уже было четкое задание разместить на банкнотах портрет президента. Так что, его творчество касалось лишь прочих элементов оформления.

С монетами же вообще все решилось довольно курьезно и практически без участия Центробанка. Меня вызвали в правительство и вручили уже подписанный договор с британским «Королевским монетным двором» на чеканку тенге. С туркменской стороны контракт подписали вице-премьеры Валерий Отчерцов, Назар Союнов и Реджеп Сапаров во время посещения Великобритании совсем по другому вопросу. Я тогда спросил у Отчерцова: «Кто и как определял количество и номинал монет, общую сумму, дизайн и прочие детали?» — Он не ответил. А позднее со мной связались представители монетного двора и попросили прислать им фото Ниязова в профиль.

Вот так, без тщательной проработки вопроса далекие от банковской системы люди заключили договор на чеканку монет. Кстати, уже через два месяца после ввода национальной валюты необходимость в монетах отпала и они мертвым грузом лежали в банковских хранилищах.

Ну, и самое печальное, что можно было придумать — пунктом доставки отчеканенных монет выбрали порт Санкт-Петербурга, а там было около 600 тонн, или 50 морских контейнеров. Не буду рассказывать про бандитский Петербург начала 90-х, думаю, и без меня все знают, о чем идет речь.

— Неужели было возможно такое безразличное отношение чиновников высшего уровня к государственным делам?

— Я с таким сталкивался неоднократно. В июне 1993 года председателем Центробанка Туркменистана был назначен Худайберды Оразов, и у нас состоялся интересный разговор. Я рассказал ему о ходе подготовки к вводу маната, а он спросил о какой-то папке с материалами по национальной валюте, которую мне должны были передать около года назад. Я ответил, что никаких материалов мне никто не передавал, чем очень удивил Оразова.

Оказалось, что еще в начале 1992 года Оразов в качестве руководителя коммерческого «Внешэкономбанка» тоже изучал вопрос ввода маната. Его группа подготовила аналитические материалы, расчеты и предложения, которые он передал вице-премьерам Маткариму Раджапову и Валерию Отчерцову, а в итоге документы должны были попасть в Центробанк. Не попали — потерялись. А ведь специалисты потратили массу времени, сил и энергии… Вот и представьте, каково было отношение тогдашних членов правительства к важнейшему вопросу.

— И, завершая тему бандитского Петербурга и пропавших документов — как удалось решить вопрос с доставкой 600 тонн монет в Туркменистан?

— В сентябре 1993 года мы получили телеграмму от «Королевского монетного двора», что монеты отчеканены и отправлены в Санкт-Петербург. Как доставить их в Туркменистан? Попросили руководство, чтобы они помогли решить вопрос на уровне правительства России или мэрии Санкт-Петербурга, однако получили отказ, не знаю, по какой причине. К счастью, нашли в Питере земляка, который работал начальником службы безопасности одной из крупных городских компаний. Только с его помощью нам удалось переправить груз самолетами в Ашхабад. А уже в начале октября так же самолетом забрали первую партию отпечатанных банкнот из Ньюкастла. Поскольку все это хозяйство было довольно объемным, пришлось организовать денежное хранилище в бомбоубежищах здания Администрации президента и Кабинета министров.

— Мы обсудили технический и организационный аспект подготовки к вводу маната. А как в то время обстояли дела с экономикой Туркменистана? Готова ли она была выдержать переход на национальную валюту сразу после распада СССР и союзного народного хозяйства?

— Разумеется, в первую очередь необходимо было учесть состояние экономики и оценить целесообразность проведения денежной реформы именно с экономической точки зрения. В этом плане мы могли чувствовать себя достаточно уверенно —тогда, как и сейчас, надежным гарантом стабильности туркменского маната рассматривалась валютная выручка от продажи нефти, газа, хлопка и других экспортных товаров.

Еще в начале 1993 года была создана комиссия из работников Минфина и Центробанка, которая должна была проработать и подготовить все соответствующие нормативные документы по переходу на манат. Заместитель министра финансов Батыр Байриев и я предложили правительству создать валютный комитет, куда должна была стекаться вся информация по экспортным операциям, сумме поступающей в страну валюты и первоочередных платежей.

С целью смягчения последствий денежной реформы мы также предлагали несколько вариантов сохранения сбережений при переходе от одной валюты к другой. Имело смысл первоначально установить фиксированный курс на уровне 6 манатов за 1 доллар США, а впоследствии перейти на плавающий курс. Необходимо было думать и о сбережениях населения, и о средствах, скопившихся на счетах организаций — ведь меняли только по 60 манатов каждому взрослому гражданину Туркменистана, все остальное, включая безналичные деньги на банковских счетах, сгорало.

Реформа вообще была крайне чувствительная. Предстояло сократить наличную денежную массу с сотен миллиардов рублей до нескольких миллионов манатов! Чтобы не быть голословным: в 1992-1993 годах, до ввода в обращение маната, Центробанк Туркменистана получил от Центробанка России в виде кредита более 542 миллиардов рублей, четверть из них наличными. Представьте только, что вся эта рублевая масса, находившаяся на руках населения, в кассах и на счетах организаций, предприятий и учреждений одномоментно и безвозмездно отсекалась. Впоследствии, Центробанк Туркменистана полностью погасил эту задолженность перед Россией.

Однако, ни одно из наших предложений по защите населения принято не было. Ниязова совершенно не заботило, что люди теряют нажитое годами! Он непременно хотел «для красоты» привязать манат к доллару по курсу 2 к 1. На вопрос, имеются ли у государства достаточные валютные запасы, чтобы поддерживать такой жесткий курс, нам ответили, «имеются», однако никаких подтверждений этому не было. Уже тогда сведения о количестве валюты, поступающей в страну, были закрыты.

Было известно, что существует некий фонд, куда отчисляется вся валюта, но о том, сколько всего денег там накоплено и где они хранятся, никто не знал. В какое-то время банк открыл корреспондентский счет в Дойче банке, куда были переведены все валютные средства фонда. Только намного позднее, уже живя за рубежом, я узнал, что на этом счете тогда хранилось чуть более 500 миллионов долларов США, а впоследствии сумму довели до 2 миллиардов — это и был тот самый фонд. Юридически счет принадлежал Центробанку Туркменистана, но без распоряжения президента никто к нему не прикасался. Поэтому счет в Дойче Банке и стали называть личным ниязовским, хотя формально он принадлежал Центробанку.

— Как планировалось сдержать инфляцию после перехода на новую валюту? Сколько всего манатов требовалось ввести в обращение?

—Возможно я вас удивлю, но первоначально было напечатано банкнот и отчеканено монет на общую сумму около 80 миллионов манат. Этой суммы при нормальном обороте должно было хватить, как минимум, на два года, даже с учетом инфляции. Подчеркну, что при этом курс маната к доллару на весь двухгодичный период должен был сохраниться на уровне 2 к 1, как нам и обещал Ниязов.

— В итоге, что оказалось самым трудным при подготовке к вводу маната?

— Во первых, фактически, нам пришлось заниматься тем, чем никто из нас никогда не занимался. Опыта и знаний не хватало, поэтому многому приходилось учиться на ходу. Вся работа банковской системы начиналась с чистого листа, и так же с нуля предстояло выстроить кредитно-денежную политику государства. Во-вторых, очень мешало абсолютно халатное отношение высшего руководства страны к вопросам государственного значения.

А в целом, с назначением Худайберды Оразова председателем Центробанка работа по подготовке денежной реформы закипела с удвоенной силой. Шла вторая половина 1993 года. В конце сентября поступило распоряжение: к годовщине независимости ввести манат в обращение. Еще месяц ушел на завершение всех подготовительных мероприятий, и с 1 ноября 1993 года манат стал единственным платежным средством на территории Туркменистана.

Кстати, при всех трудностях, туркменский опыт внедрения национальной валюты был признан МВФ одним из лучших на постсоветском пространстве, и это была заслуга всего коллектива Центробанка Туркменистана. В 1997 году меня и еще нескольких сотрудников наградили медалью «Гайрат».

65 +